Он принял меня милостиво и
посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткою улыбкой спросил меня о том, что́ я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах.
Он смотрел на нее и молчал. И, совершенно безумная от этой надменной безответственности, ужасаясь, теряя соображение, как перед каменной глухой стеною, девушка схватила его за плечи и с силою
посадила на кровать. Наклонилась близко, к самому лицу, к самым глазам.
— Боже! — вскричал я, подымая его и
сажая на кровать, — да вы и мне, наконец, не верите; вы думаете, что и я в заговоре? Да я вас здесь никому тронуть пальцем не дам!
Неточные совпадения
Но Янсон уже замолчал. И опять его
посадили в ту камеру, в которой он уже сидел месяц и к которой успел привыкнуть, как привыкал ко всему: к побоям, к водке, к унылому снежному полю, усеянному круглыми бугорками, как кладбище. И теперь ему даже весело стало, когда он увидел свою
кровать, свое окно с решеткой, и ему дали поесть — с утра он ничего не ел. Неприятно было только то, что произошло
на суде, но думать об этом он не мог, не умел. И смерти через повешение не представлял совсем.
Приведя девушку к себе в опочивальню, боярыня
посадила ее
на свою
кровать и крепко сжала ее руками за плечи.
— Как ничего! Брат сейчас был в Приказе, там говорят, что вас
посадили за мое дело! — возразила Эмилия и с заметным чувством брезгливости присела
на кровать.
Там за стол его
сажала,
Всяким яством угощала,
Уложила отдыхать
На парчовую
кровать.
А Дунюшка тут.
Посадили ее
на кровать возле матери. Белокуренькая девочка смеется аленьким ротиком и синенькими глазками, треплет розовую ленточку, что была в вороту́ материной сорочки… Так и заливается — ясным, радостным смехом.
— Что с тобой, милая? Что с тобой, дружочек мой? — с любовью и участьем сказала Марья Ивановна, садясь у изголовья
кровати и
сажая Дуню
на не убранную еще постель.
— Садись, девочка, сюда. Прежде всего тебя остричь надо, — проговорила старушка и, выдвинув из промежутка между двумя
кроватями деревянный табурет,
посадила на него Дуню.
Помню, раз я ложился спать, мне было пять или шесть лет. Няня Евпраксия — высокая, худая, в коричневом платье, с чаплыжкой
на голове и с отвисшей кожей под бородой, раздела меня и
посадила в
кровать.
Но больше всего Пашке понравилась
кровать,
на которую его
посадили, и серое шершавое одеяло.